— Ты что, издеваешься? Ты оставил свою работу в Лос-Анджелесе, потому что считал, что она отнимает много времени. И еще потому, что не хотел подчиняться начальству. Хотел быть сам себе хозяином. И вот результат…
— А ты хотела, чтобы у нас наконец-то началась нормальная семейная жизнь…
— А ты вместо этого сменил один груз на другой…
— А ты думала, мне в руки деньги с неба падают? На то, что ты зарабатываешь своими уроками танцев, нам не прожить!
Клэр покачнулась, словно ее ударили.
— Я оставила артистическую карьеру много лет назад — ради того, чтобы превратиться в домохозяйку! Чтобы заниматься твоим домом и твоим сыном! И теперь ты хочешь, чтобы я отказалась и от того немногого, что мне еще остается для себя?
Она смотрела мне прямо в глаза, словно боксер на ринге, с нетерпением ожидающий начала схватки с противником.
— Тебе не нужно ни от чего отказываться, — примирительно сказал я, — но для того, чтобы ты могла заниматься любимым делом, я должен зарабатывать достаточно денег.
— Прекрасно. Ты просто сама рассудительность. Ну и как, ты доволен результатом? Работать день и ночь — это то, о чем ты мечтал? Почти не видеться со своим сыном? Ненадолго приходить домой и тут же срываться на очередной вызов?
Мне следовало бы, конечно, быть умным и проявить терпение. Признать свою вину. Но нет. Я тоже вошел в раж.
— Черт возьми, Клэр, ты не одна на свете! Другие люди тоже нуждаются во мне!
— В великом докторе Беккере.
— Да, представь себе, в великом докторе Беккере. Не далее как прошлой ночью я…
— Ох, избавь меня от подробностей! Истина заключается в том, что ты превратился в законченного эгоиста! Ты живешь своей жизнью, Пол, а мы с Билли для тебя где-то на заднем плане!
— Я каждый день дома!
— Но ты здесь как призрак! Тебя все равно что нет! Я смотрю на тебя — и у меня такое ощущение, что я тебя совсем не знаю!
Последние слова Клэр произнесла упавшим голосом и отвела взгляд.
— Я боюсь за нас, — тихо прибавила она. — Мне страшно смотреть, во что ты превратился…
Это прозвучало бесстрастно и неумолимо, как приговор.
— И во что же? — хмыкнул я, пытаясь свести все к шутке, хотя на самом деле мне стало не по себе.
— Последние несколько лет были для меня сплошным мучением. С тобой невозможно стало общаться, ты как будто воздвиг стену вокруг себя… Ты избегаешь своего отца, своих друзей… Ты и меня стал избегать…
Ее гнев утих окончательно. Но не мой. Я все еще чувствовал себя на ринге. Мне казалось, что я все еще сражаюсь, хотя на самом деле я уже был побежден.
— Чего ты от меня ждешь? — спросила Клэр, печально взглянув на меня.
— Ты о чем вообще?
— Хочешь, чтобы я ушла?
— Да ради бога! — ответил я. — Дверь открыта.
И тут же пожалел об этих словах. Что за идиотская гордость, что за дурацкое самолюбие заставляют нас причинять боль тем, кого мы любим?
Она молча взглянула на меня, затем подхватила свою сумку и вышла.
Я услышал, как хлопнула входная дверь. Неожиданно в ушах у меня зашумело, все тело налилось тяжестью. Я слегка пошатнулся и растерянно огляделся по сторонам.
Вокруг не было никого, кто мог бы поаплодировать моей победе или освистать поражение.
Шону десять лет. Он не знает, что ему дали наркотик, и поэтому вначале ему просто кажется, что все это сон.
Он лежит на опушке густого леса. Сейчас ночь. Лунный свет, пробиваясь сквозь облака, слегка серебрит траву. Корни деревьев покрыты мхом, воздух наполняет аромат влажной земли и увядающих роз. Шон трет глаза. Звезды в черном небе похожи на крохотные лампочки.
Что он здесь делает?
Его не то чтобы беспокоит эта ситуация — он расслаблен и чувствует себя просто замечательно, — но ему хотелось бы понять. Он не помнит недавних событий. Зато он помнит, что было раньше — в торговом центре в Майами.
Именно оттуда его похитили.
Последнее слово неожиданно всплывает в его сознании, но не вызывает у него никаких особых эмоций. Это еще одно доказательство того, что ему снится сон. Потому что иначе он ведь уже давно умер бы от страха, не так ли?
Шон разглядывает обстановку. Это место напоминает ему волшебный эльфийский лес из «Властелина колец», его любимого фильма. И музыка подходящая: церковный хор поет в сопровождении приглушенного звука струнных музыкальных инструментов что-то старинное…
— Кла-асс!.. — завороженно произносит он.
— Ну что ж, хорошо, — произносит кто-то. — Я рад, что с тобой все в порядке.
В другой жизни Шон наверняка испугался бы. Но только не сегодня. Темный силуэт человека, заговорившего с ним, лишь усилил его любопытство. Шон сел и обнаружил, что вся его одежда куда-то подевалась.
Он был совершенно голым.
— Тебе холодно? — спросила тень.
— Нет.
— Хочешь есть?
Шон машинально погладил живот:
— Да вроде нет.
— Хорошо.
Какие-то странные вопросы… Темный силуэт приблизился, и лунный луч — или то, что казалось лунным лучом, — осветил его лицо.
Это был мужчина. Взрослый. В нем не было ничего угрожающего. Разве что он был слишком толстым и напоминал огромного розового пупса — потому что тоже был без одежды.
— Мне нравится это место, — сказал Толстяк и вздохнул. — Как раз о чем-то таком я всегда мечтал.
Шон попытался сосредоточиться.
— Все это, — продолжал мужчина, — напоминает мне «Сон в летнюю ночь» Шекспира. И музыка подходящая — «Дэд кэн дане». Все как я хотел.