— Вас беспокоит участь пожилых людей, — осторожно сказал я. — Это делает вам честь.
Чернокожий гигант прижал ладонь к груди:
— Мне кажется, это нормально — заботиться о своих ближних.
— Тем более что помощи от социальных организаций они почти не получают, поэтому далеко не все могут остаться жить в ваших королевских условиях, — продолжил я. — И, учитывая их возраст, они уже вряд ли могут протестовать против повышения арендной платы за жилье? — Я повернулся к Конни: — Кстати, у меня при себе телефонный номер службы SOS, занимающейся подобными случаями. Может быть, позвонить им?
Но глава заведения уже пошел на попятный.
— Не надо никого беспокоить… — проговорил он. И, протянув мне толстую тетрадь, прибавил: — Вам нужно будет расписаться в графе «Визиты». Это чистая формальность…
Я так и сделал, попутно отметив небольшое количество подписей в графе «Визиты».
Внезапно я ощутил угрызения совести.
— Джорджа Дента часто навещают?
— Почти никогда.
Я просмотрел графу посещений отца и увидел, что закорючка подписи в ней всего одна.
— Что там? — спросила Конни.
Я посмотрел на корзину с письмами, и у меня перехватило дыхание.
— Вы сказали, его никогда не навещают…
— Я сказал почти.
— Но кто-то к нему приходил…
Перевернув несколько страниц, я увидел ту же подпись. Потом еще раз. Я сверил даты. Мое сердце подскочило в груди: дни совпадали.
Черт возьми, как такое возможно?!
— Я должен увидеться с отцом, — сказал я, захлопывая тетрадь. — Мне нужно с ним поговорить. Немедленно.
Домик номер 3, на который мне указали, стоял ближе всех к лесу; окна его выходили на сплошную стену деревьев.
Я направился к нему. Дождевые струи стекали с крыши, образуя полупрозрачной кружевной занавес под водосточным кровельным желобом. Кап-кап-кап… Можно было подумать, что весь дневной свет разом засосало в какую-то черную дыру.
— А где же вход? — спросила Конни.
— Под домом.
Пространство между сваями предполагалось использовать в качестве гаража, но в данном случае оно было заполнено клетками животных. Это были огромные цирковые клетки — некоторые на колесах, некоторые без них, стоящие прямо на земле. Прутья решеток были старыми, заржавленными, засовы отсутствовали, кое-где не было и дверей. Настоящий склад металлолома… хотя в причудливых очертаниях этого стального лабиринта было что-то зловещее, заставившее меня вспомнить словосочетание «ярмарка тьмы» из жутковатого романа Рэя Брэдбери.
Протиснувшись в узкий проход между клетками, я заметил, что они не пусты: там обнаружились высохшие змеиные шкуры, панцири каких-то земноводных, чучело двухголового козла (явный трюк!), старые, покрытые плесенью цирковые костюмы на вешалках… В одной клетке я даже увидел отвратительную коллекцию заспиртованных в банках эмбрионов. Резкий запах гнили довершал впечатление.
Оступившись, я задел одну из клеток, укрытую брезентовым пологом. От толчка полог съехал на землю, и я увидел, что в клетке находятся люди.
Стоящие совершенно неподвижно.
В клоунских костюмах.
С пластиковыми пакетами на голове, закрывающими лицо.
— Черт!.. — выдохнул я.
— Это манекены, — сказала Конни.
— Ну и шуточки!..
— Вы что, испугались?
— Да ну что вы. Обожаю лазить по старым клеткам и натыкаться на мертвых клоунов.
Наконец мы добрались до центра лабиринта, и там нас ждало самое лучшее — огромная голова дьявола из папье-маше, рот которой служил входом на лестницу, уходящую вверх.
— Очевидно, это означает: «Добро пожаловать в преисподнюю Джорджа Дента! Оставь надежду всяк сюда входящий!», — нарочито зловещим тоном произнес я.
Конни улыбнулась.
Я вскарабкался по лестнице и просунул голову в открытый квадратный люк:
— Есть тут кто?
В третьеразрядных фильмах ужасов именно в такие моменты кого-то из героев — как правило, идиотов-тинейджеров, забравшихся в мрачный старый дом, — садистски убивает какой-нибудь Майкл Майерс.
— Войдем, — не дождавшись ответа, наконец решил я.
Мы вошли в темный коридор, который привел нас в большую комнату. Первым, что бросилось мне в глаза, был гигантский плакат кинофильма «Под куполом самого большого в мире шапито». Он занимал целую стену. Наискось по нему шла размашистая надпись маркером: «Каждый новый день — это огненный обруч, сквозь который прыгают львы». Здесь обнаружились также старый крутолобый телевизор (интересно, черно-белый?), пластмассовый бюст Рональда Рейгана и другой такой же — Буша-младшего. У обоих посреди лица краснел клоунский нос. Но самым впечатляющим было множество фотографий: они покрывали стены от пола до потолка.
Я начал их рассматривать. На некоторых были настоящие легенды цирка: гигант Томайни и его перепиленная пополам жена, Мелвин Беркхарт, глотатель гвоздей, Дьябло, ученый пес.
Конни всплеснула руками:
— Потрясающе!
— Готов спорить, что ни одной моей фотографии у него нет.
— А тут надписи на каких-то иностранных языках… О, какая прелесть: «Роро, дрессированный енот-полоскун…»
Терраса, смежная с комнатой, была освещена.
Я вышел.
Небольшая квадратная терраса, примерно четыре на четыре метра, была окутана плотной москитной сеткой. В здешних местах это обычное дело — не будь таких сеток, насекомые целыми роями слетались бы в дома с наступлением вечера, когда зажигался свет.
Мой отец с невозмутимым видом сидел напротив меня в кресле-качалке. Он пил пиво и ел фасоль прямо из консервной банки деревянной ложкой. На столе рядом с ним лежал бинокль.